Дело ингушского народа
У нас есть странная и вредная привычка — не спать или очень мало спать до рейса. Под нами я подразумеваю себя и коллег, которые соглашаются отправиться в командировку вместе со мной. В этот раз мы не спали, потому что ждали возвращения друга из Видного, где проходили дополнительные выборы, а он был там в качестве члена комиссии с правом совещательного голоса и забрасывал участок жалобами.
Поездка на Северный Кавказ в принципе стала для нас довольно спонтанной. Будучи в хорошем настроении я, не раздумывая, согласилась на нее. Но вскоре все-таки призадумалась, насколько правильно лететь на неделю туда, где я никогда не была, совсем не подготовленной. Я мало знала об «Ингушском деле», и времени на его изучение у меня было не то чтобы много. Однако в итоге я все же написала редактору, что лечу, но прошу отправить со мной фотокорреспондента Александра Менюкова. Мы провели на Кавказе пять дней. Побывали в Кабардино-Балкарии, Ставропольском крае, Ингушетии и Северной Осетии. И увидели все, что нужно знать о политическом деле, практически забытом федеральными политиками и СМИ.
Процесс по нему в Ессентукском городском суде начался совсем недавно, 24 ноября, спустя полтора года после задержания семерых человек, назначенных следствием лидерами протеста: Ахмеда Барахоева (66 лет), Малсага Ужахова (68 лет), Зарифы Саутиевой (42 года), Барахома Чемурзиева (51 год), Мусы Мальсагова (48 лет), Исмаила Нальгиева (29 лет) и Багаудина Хаутиева (30 лет).
Борьба за конституционные права
Все началось в 2018 году. 26 сентября 2018 года главы Чечни и Ингушетии, Рамзан Кадыров и Юнус-Бек Евкуров, подписали соглашение об определении границы между республиками. Согласно этому документу, Ингушетия обменивалась с Чечней землей приграничных районов.
Жители Ингушетии возмутились, поскольку соглашение было подписано без проведения референдума. Несколько недель в Ингушетии длились протесты с требованием о нем. В итоге 30 октября 2018 года Конституционный суд Ингушетии отменил соглашение Евкурова и Кадырова и потребовал провести референдум, но, несмотря на это, 9 декабря 2018 года Конституционный суд России признал соглашение законным.
— С того момента [сентябрь 2018 года] всех активистов начали привлекать к административной ответственности, хотя с их стороны никаких нарушений не было. Впоследствии все они были оправданы, и в отношении них административные дела были прекращены, — рассказал адвокат Малсага Ужахова Джабраил Куриев.
История повторилась в 2019 году и дала старт «Ингушскому делу». Всего к ответственности привлекли около 150 человек, среди которых 42 — к уголовной.
— Договор о передаче твоей родины. Малой родины. Это больное место, это история. Все наши могилы, предки наши… я знаю, где лежат многие поколения моих предков! — заявил в суде обвиняемый по делу старейшина Ахмед Барахоев.
26 марта на площади перед телерадиокомпанией «Ингушетия» в Магасе собрались несколько десятков тысяч человек. Митинг был согласован и прошел в рамках закона. Под конец лидеры протеста решили подать еще одно уведомление — о продолжении митинга.
— Мы ждали ответ, и некоторые остались на площади, человек 150 их осталось, не более. Ни шума, ничего не было. Просто стояли и ждали решения. На утро 27 числа, после утренней молитвы, а некоторые еще даже молились, на нас стал надвигаться ОМОН, — рассказал Магомед Гайтукиев, заместитель врио председателя «Совета тейпов» Мурада Даскиева.
Когда мы встретили членов Совета тейпов (о них в Ингушетии говорят просто как о «тейпах», «старейшинах» или «стариках») возле Ессентукского городского суда, то договорились, что приедем к ним на следующий день, чтобы пообщаться и взять интервью. Я представляла себе солидный офис, увешанный коврами, со столом, полным угощений (так вышло, что, куда бы мы ни приезжали, нас ждал стол с угощениями), но собрание прошло в гараже частного дома.
В октябре 2019 года Верховный суд Ингушетии удовлетворил иск Минюста республики о ликвидации регионального общественного движения «Совет тейпов ингушского народа». Тейп — это род. У родов есть старейшины. Движение обвинили во вмешательстве в деятельность органов власти, публикации фейковой информации и формальностях вроде ошибок в уставе. Из-за этого многие арендодатели отказывали тейпам в аренде помещения, и они были вынуждены проводить собрания в частном доме.
Возвращаясь к протесту. По словам адвокатов, Джабраила Куриева и Асхаба Ужахова — не только адвоката, но и сына обвиняемого Малсага Ужахова, во время молитвы 27 марта 2019 года силовики бросили светошумовую гранату, из-за чего между активистами и силовиками произошла стычка.
— Мы убеждены, что это была провокация во время джума-намаза (то есть коллективной молитвы — прим.авт.). Тогда, по нашей версии, специально была брошена светошумовая граната, чтобы вызвать со стороны толпы негатив по отношению к силовикам, — говорил Джабраил Куриев за столом в столовой дома Ужаховых.
— Этот факт упомянут в показаниях некоторых свидетелей обвинения, в том числе представителей МВД. Кроме того, сами подсудимые это подтверждают, — подтвердил Ужахов.
— Старики сказали: «Давайте уходить». Ребята, которые защищали стариков, около сорока человек, понесли уголовную ответственность, — продолжил Магомед.
Старики, действительно, пытались разнимать молодежь и силовиков. Те самые «лидеры» в лице семерых человек пытались предотвратить столкновения и сами оказались за решеткой.
— Я как раз был одним из стариков, который разводил. Со мной стояли мои товарищи, бок о бок. Между силовыми структурами и нашей молодежью. Только с одной целью: не для того, чтобы они не покалечили нашу молодежь, а чтобы наша молодежь не искалечила их! Чтобы не случилось того, что случилось, — сказал Бузуртанов Хамзат.
В результате стычки двое росгвардейцев и полицейских получили телесные повреждения, семеро — ссадины и ушибы.
Тех, кого следствие считает участниками стычки с силовиками, обвинили в применении насилия против представителей власти (ст. 318 УК). Предполагаемых организаторов протестов — в организации насилия против представителей власти, а также в участии или создании экстремистского сообщества (282.1 УК). Но в отличие от «Московского дела», по которому фигуранты получили до пяти лет колонии, здесь сроки не превышали двух лет, и практически все осужденные уже вышли по отсиженному. Например, активист Багаудин Мякиев.
— Я увидел в инстаграме, что митинг узаконен, и пришел на него. Уже после этих событий, 13 апреля, меня задержали и увезли. Сначала мне предъявляли вторую часть (ч.2 318 УК — применения насилия опасного для жизни и здоровья — прим.авт), а потом поменяли на первую (ч.1 318 УК — применение насилия, не опасного для жизни и здоровья — прим. авт.). Дали 22 месяца. 2 апреля 2020 года Ставропольский краевой суд добавил 4 месяца сверху. Судья посчитал, что у меня есть личная неприязнь к Евкурову.
Когда меня задерживали, я был у родственника. После дневного намаза во дворе сидел на скамейке, и вдруг забежали люди в масках. Я сразу понял, что за мной, и позвал силовиков сразу к себе, чтобы они не пугали игравших во дворе детей. Меня скрутили, надели на голову футболку и посадили в машину. Я понял, они меня по нескольким селам провезли. Не знаю, может, следы заметали. В лесу остановили, вывели меня из машины, футболку сняли, сфотографировали и опять в машину. Потом так же у Администрации республики. А затем пересадили в кабардинскую машину и повезли в Нальчик. В ЦПЭ держали до восьми вечера. Дома уже был обыск, — рассказал о своем аресте Мякиев.
В ходе протестов появился независимый сайт «Фортанга», до сих пор освщающий ситуацию с последствиями протестов, несмотря на временную блокировку Роскомнадзором. Кроме того, администратора телеграм-канала «Фортанги» Рашида Майсигова приговорили к трем годам лишения свободы в колонии общего режима, обвинив в сбыте наркотиков.
«Ингушский комитет национального единства» (ИКНЕ), который организовывал протестные акции против лжи и произвола властей, следствием был назван экстремистским сообществом. Это одна из статей, которая вменяется «лидерам протеста.
Лидеры протеста
— Якобы эти люди преступники. Да какие они преступники? И даже не лидеры, я вам скажу. Каждый лидер. Каждый в республике — лидер. Если на митинге было 50 000 человек, то было 50 000 лидеров. А их вычленили, ведь всех невозможно посадить! — громко произнес второй заместитель председателя Совета Батыр Богатырев, пока я трясущимися руками снимала его на камеру. Мы не догадались взять с собой штатив.
— У всех складывается впечатление, что если он заключенный, то бандит и преступник. А наши нет. Наши — герои. Национальные герои. Я сегодня хотел бы быть на их месте. Я с удовольствием пошел бы сегодня туда, чтобы выпустили нашу сестру. Нашу дочку, — дополнил слова товарища Хамза Бузуртанов, говоря о Зарифе Саутиевой, единственной женщине среди семерых подсудимых в Ессентуках.
Судебный процесс начался только месяц назад, в ноябре. Подсудность изменили якобы из-за того, что в Ингушетии в суд могут приходить родственники и мешать процессу, поэтому заседания перенесли в Ессентуки. Однако это не мешало и не мешает родственникам и тейпам приезжать на заседания, Хотя от Ессентуков до Магаса 221 километр. При плохих погодных условиях, в которые нам повезло попасть, дорога занимает около четырех часов. И если мы относительно легко переносили дорогу, то каково пожилым людям, которых возят на заседания в железных «стаканах»?
— Сам Малсаг Ужахов духом не пал. Изначально Малсаг содержался в СИЗО Северной Осетии. Продление задержания проходило в Ессентуках. Он дорогу катастрофически не выдерживает. Это где-то четыре часа пути. В железной коробке этой, она называется «железный стакан», размером 70×70. Приходилось до Нальчика (Кабардино-Балкарская республика) четыре раза останавливаться и оказывать ему медицинскую помощь. Сам Малсаг воспринимает это как пытку с целью надломить его характер. Чтобы он раскис и сдался. Он до конца держится духом. У него много хронических заболеваний. Сахарный диабет, гипертония. Удалена щитовидная железа. Инвалид второй группы по сердечно-сосудистым заболеваниям. Он нуждается в постоянной гормональной терапии. Фактически, таким образом они нарушают права человека, — продолжил рассказ о своем подзащитном адвокат Куриев.
Мы попали на два судебных заседания. Во вторник, 22 декабря, и в среду, 23. Путь держали от Нальчика, это примерно полтора часа дороги, если не останавливаться на какой-нибудь заправке, чтобы купить перекусить. Нас сопровождал адвокат Бараха Чемурзиева Магомед Абубакаров. Честно сказать, все время нашего нахождения на Северном Кавказе нас кто-то сопровождал и не оставлял заботой.
— К уголовному праву это дело отношения не имеет. Это исключительно политическое дело. И мотивы, по которым наши подзащитные находятся под стражей, исключительно политические. Об этом говорит само уголовное дело и те материалы, которые в нем находятся, — высказался адвокат Абубакаров.
Сначала приставы Ессентукского городского суда не хотели нас пропускать, но, как мы выяснили, адвокаты подавали ходатайство о допуске на заседания журналистов, поэтому очень скоро мы оказались в зале. В отличие от московских судов тут разрешали фотографировать и снимать все, что угодно и во время процесса, и после. И более того, нам даже предоставили возможность пообщаться с самим подсудимыми, но все это благодаря защитникам «лидеров». Только допросы свидетелей суд объявлял закрытыми, поэтому услышать их мы не смогли.
На самом заседании прокурор зачитывал многочисленные справки сотрудников МВД и ФСБ, что, по мнению адвокатов, вообще не считается доказательством согласно УПК. Я сидела со включенным ноутбуком, потому что думала, что произойдет что-то интересное, что срочно нужно будет записать, но все мои записи из суда выглядят так.
Под «фсбшником» подразумевается человек, который представился моему коллеге Александру сотрудником службы безопасности суда и сказал, что где-то уже видел его раньше. Вероятно, возле Лубянки. Он сидел рядом с прокурором, постоянно ему что-то шептал, а в один момент взял лист из уголовного дела и сфотографировал его, чем вызвал гнев защитницы Ахмеда Барахоева Фатимы Урусовой.
— С 3 апреля длится уголовное преследование всех наших подзащитных. В настоящий момент мы находимся на стадии судебного разбирательства. Мы пока воспитываем в себе терпение. Мы поставлены в такие условия, что должны воспитать в себе сдержанность и терпение. У меня лично это удается не всегда, — сидя на красном диване придорожного кафе, посмеялась Фатима. — Но я не теряю надежды на удачное завершение этого процесса.
А прокурор все зачитывал справки ФСБ и письма прокуроров — оперативные документы, чем выводил из себя как адвокатов, так и подсудимых. Периодически то первые, то вторые вставали с мест и требовали прекратить зачитывать то, что не имеет отношения к делу, на что судья отвечал, что не может этого сделать, поскольку раз обвинение считает эти документы доказательной базой, то суд обязан их изучить. Однако, как утверждает адвокат Джабраил Куриев, да и все остальные, согласно 89-й статье Уголовно-процессуального кодекса, оперативные материалы не могут служить доказательством и основанием для вынесения решения суда. Исходя из этого, по мнению Джабраила, больше половины материалов дела не имеют к нему никакого отношения.
— Мы ни к каким противоправным действиям не призывали и не призываем! И, сидя здесь, мы обращаемся ко всему Кавказу, чтобы народ решал вопросы в рамках правого поля. 21 месяц меня держали в разных изоляторах. Я благодарен многим ребятам, которые понимают нас и сочувствуют нам, но ничем помочь они не могут, — громко высказался в окошко «аквариума» Ахмед Барахоев, когда нам дали возможность пообщаться.
Зарифа Саутиева, как и шестеро «выявленных» лидеров, находится под стражей. Ей вменяют ч. 2 ст. 282.1 УК и ч. 2 ст. 318 УК. Зарифа — член ИКНЕ, бывший директор государственного Мемориального комплекса жертвам репрессий в Ингушетии. За участие в митинге 2018 года ее оштрафовали на 20 тысяч рублей.
Обвинение против Саутиевой, как и в случае с остальными, во многом строится на искаженном переводе с ингушского их слов с видеозаписи: все они призывали остановить столкновение. Экспертиза записи проведена в Чечне. Во время судебного процесса прокурор зачитывал слова Ахмеда Барахоева на русском, тогда как во время митинга он говорил на ингушском.
Как только я вошла в зал, Зарифа обратила на меня внимание, радостно улыбнулась и помахала рукой. Я поразилась ее красоте. Она совсем не похожа на себя с фотографий, которые я видела раньше. Небольшого роста, из под платка чуть-чуть виднелись светлые волосы, а улыбка показывала ее силу.
— Дело, по которому она уже полтора года находится под стражей, не имеет под собой никаких оснований. Процесс политический. Под этим я подразумеваю, что людей задержали за то, что они реализовывали свои политические права. Например, право на свободу собраний. Я очень надеюсь, что дело не закончится обвинительным приговором, потому что иначе получится так, что собираться и просить правительство что-то изменить в нашей жизни нельзя, — дал комментарий адвокат Зарифы Билан Дзугаев, когда после второго заседания в Ессентукском городском суде мы все остановились в придорожной «Чебуречной № 1».
— Все эти справки и письма не имеют к нашему делу никакого отношения, — произнесла в окошко Зарифа. — Зачем нас нужно было держать в тюрьме столько времени? Тем более, с нами пожилые люди, у которых проблемы со здоровьем. Пусть они и держатся хорошо и никогда не жалуются. Мы очень долго добивались того, чтобы начался суд. Нам пришлось писать кучу жалоб просто для того, чтобы наше дело передали в суд. Можно сказать, что мы рады тому, что дошли до этого этапа и наше дело двинулось с мертвой точки.
Один из старейшин налил мне в пластиковый стаканчик лимонад, и я вернулась к съемке интервью в гараже с членами Совета. Заместитель врио главы Совета Богатырев продолжил свою речь: «Девушку посадили. Это вообще вызов обществу! По политическим мотивам! Преступления женщины тоже совершают, ничего не поделаешь. Но по политическим мотивам держать девушку в застенках — это вызов обществу. Любой мужчина, сидящий за этим столом, любой мужчина республики, а их несколько сот тысяч, готов занять ее место. Нести ответственность, наказание. Лично я готов».
Удивительная вещь, которую заметил сначала мой коллега, а потом уже и я. Когда начинаешь спрашивать этих людей про дело, они в первую очередь говорят о самом прецеденте — соглашении о передаче земли, а уже потом про подсудимых. Как и сами подсудимые в первую очередь говорят о том, что им дорого и за что они борются. Освободить политзаключенных — это одна цель, но не первостепенная. В первую очередь всем им важно соблюдение их, нашего конституционного права на проведение референдумов.
И даже если освободят Зарифу. И даже если освободят пожилых. И даже если освободят молодых. Они будут бороться за свои права и за свою землю, которой не так уж и много. Республика Ингушетия — один из самых маленьких субъектов РФ.
— Нужно идти до конца, и мы будем идти до конца. И да поможет нам Аллах. Мы никого не стыдимся и не боимся. Те, кто хочет нас посадить, хотят нас сломать. Так вот, я хочу сказать, что у них пальцы и руки сломаются, но хребет наш они никогда не сломают. Единственное, что жалко, что тут пожилые люди и девушка, но даже они подают нам пример для подражания. И нам тем более будет стыдно показывать какую-либо слабость, — уверенно произнес Исмаил Нальгиев из застенка «аквариума».
Вместо обещанных судом десяти минут мы общались с подсудимыми уже все сорок, и каждый продемонстрировал силу характера, что очень воодушевило и придало какого-то спокойствия за их судьбы.
— Вы здесь уже второй день и сумели убедиться, что наш дух никакими властями и никакими тюрьмами не сломлен. Мы стали сильнее, чем были раньше. Мы защищали интересы своего народа. Законы и статьи конституции, — с улыбкой на лице произнес Малсаг Ужахов, бывший глава Совета тейпов, и прочитал стихотворение Рылеева «Тюрьма мне в честь, не в укоризну…».
— «В обществе, где ты говоришь правду, это уже является преступлением», — процитировал Оруэлла из «аквариума» Барах Чемурзиев. — Наш процесс уже обошелся российским налогоплательщикам, я это говорю как кандидат экономических наук, как доцент, ну, если не в сотни миллионов рублей, то близко к этой цифре. Потому что адвокатам, прокурорам, полиции приходится платить. Это примерно 30-40 тысяч рублей в день.
К слову, абсолютно все следователи, которых по делу больше 50 человек, полиция, суд — не местные.
Муса Мальсагов заявил, что это политическое дело существует для того, чтобы уничтожить гражданское общество Ингушетии, и добавил, что свидетелям по делу было бы в честь сидеть вместе с ними. А Багаудин Хаутиев рассказал, как смотрел обращение тейпов к полпреду Юрию Чайке и как тот отказался обсуждать ингушский вопрос. На следующий день Совет тейпов зачитал нам на видео новое обращение к полпреду с требованием не игнорировать «Ингушское дело».
Постскриптум
Нам повезло попасть в гости к известному местному политику Магомеду Хазбиеву. Во время заседания Совета тейпов я встретилась с местным экспертом «За права человека», Русланом Албаковым-Мяршхи, который отвез нас к Хазбиеву. Магомед — бывший председатель регионального отделения оппозиционной партии ПАРНАС. Как сообщает «Кавказский узел», в марте 2015 года МВД республики объявило его в международный розыск, а в январе 2018 года его арестовали, обвинив в незаконном хранении оружия и оскорблении представителя власти. В итог Хазбиева осудили на 2,8 года колонии-поселения, овободился он летом 2019 года.
Как и везде, в доме Хазбиева нам накрыли стол со сладостями. Мы некоторое время приятно общались, Магомед рассказал о своем прошлом, а после высказался и о настоящем.
— Меня самого коснулось беззаконие судов. Когда негодяи сверху дают указания, кого забирать, и суд со следствием по указке действуют. Вся эта система, которая должна работать во благо нас, защищает негодяев во власти и выступает против нас. По ребятам, которые сидят: Зарифа Саутиева, Малсаг Ужахов и другие, семеро их. Лидеры, и другие, которых начали забирать. Это беззаконие, это беспредел. По тому же делу я общался с одним из адвокатов. На каждое заседание приходят свидетели, которые не давали тех показаний, которые есть в материалах дела. Все сфабриковано и сшито белыми нитками. Вот, что я могу сказать по этому поводу.
В Ингушетии мы жили дома у сына Малсага Ужахова Асхаба, который также является и защитником своего отца. Все время, что мы пробыли на Кавказе, мы видели то самое знаменитое гостеприимство. Нам давали приют, вкусно кормили, обеспечивали всем, что требовалось, при этом мы были единственными журналистами, приехавшими освещать это дело. В среду, по завершению заседания, Зарифа из «аквариума» выкрикнула нам: «Спасибо, что приехали».
Сопровождающие нас все это время адвокаты, правозащитники и просто хорошие люди писали и спрашивали, как добрались. Ну и, конечно же, звали в гости снова.
После знакомства с делом и его жертвами, совершенно очевидно, что доказательств создания экстремистского сообщества и применения насилия к силовикам у обвинения нет. Дело сфабриковано для устрашения гражданского общества Ингушетии, но оно не сломает его, как бы власти ни старались закрыть все местные общественные организации и посадить их лидеров.
UPD: По информации адвоката Зарифы Саутиевой она не является членом ИКНЕ. Любая информация о принадлежности Зарифы к «Ингушскому комитету национального единства» не подтверждена.
Текст: Анастасия Кашкина
