«Наше поколение боялось за детей и не рисковало — теперь их могут арестовать по любому поводу»

В апреле 26-летнему промышленному альпинисту из Петербурга Юлию Бояршинову предъявили обвинение об участии в террористическом сообществе «Сеть». По этому же делу (известному также как «дело антифашистов» и «пензенское дело») задержали пятерых жителей Пензы, а также петербургских антифашистов Виктора Филинкова, Игоря Шишкина и Илью Капустина. Последнего затем отпустили как свидетеля. Адвокат Бояршинова Ольга Кривонос заявляла, что ее подзащитного избивали полицейские после задержания, а также заключенные в СИЗО № 6.

11 мая отец Юлия Николай Бояршинов вышел на Невский проспект с пикетом против задержания сына. Николай рассказал «Бумаге», что думает о «деле антифашистов», как они с женой живут без содержавшего их сына и поддерживают ли Юлия друзья.

— Юлиана задержали еще 21 января (мы называем Юлия Юлианом, потому что ему так больше нравится). Я о задержании узнал, наверное, только через сутки, когда пришли проводить обыск. При этом у них не было ордера. Юлик мне подсказал, что я имею право не давать показания против себя и него.

Они ничего толком не нашли. Изоленту синюю, провода, батарейки. Мы батарейки не выбрасываем — Юлик время от времени их относит туда, где можно сдавать [на утилизацию]. Изъяли книгу про консенсус, где описывалось, как сделать так, чтобы учитывалось мнение каждого, а не большинства.

На предпоследнем судебном заседании по продлению срока Юлий был совершенно серый. На голове гематома. Его сначала в милиции побили, а когда перевели в СИЗО № 6, его там [заключенные] тоже очень «хорошо» встретили. Его избивали, он спал на полу — думаю, что по указанию руководства СИЗО или кого-то еще. Думаю, пожаловаться он [в суде] не мог, потому что предупредили, что будет еще хуже (факты изложены в интепретации героя — прим. «Бумаги»).

Мне уже четвертый месяц на дают свидание, никакой возможности с ним поговорить. Меня всё еще не допросили, тянут.

От Юлиана требовали назвать имена своих друзей, но он отказался. Мне сначала показалось, что это странно, но потом я понял, что стоит ему назвать имя друга — и тут же за этим другом поедут. Но на последнем судебном заседании 19 апреля друзья взяли и сами пришли. Это очень классно, очень хорошие друзья. Потребовалось бы много автозаков, чтобы их всех забрать. Юлик тогда был в большом воодушевлении: впервые почувствовал поддержку.

В конце суда его друзья устроили самба-бэнд: взяли инструменты и сыграли ему мелодию. Он же сам участник самба-бэнда. Они всегда уличными концертами пытались поднять настроение людям.

У Юлиана есть девушка, она сейчас беременна. Но здесь стало очень неспокойно, так что она уехала к маме в другой город.

Он учился в оптико-механическом вузе (ИТМО — прим. «Бумаги»); но положение у нас было сложное, и ему приходилось одновременно учиться и подрабатывать. Сам он этого не говорил, но из вуза ушел, чтобы помочь нам. Выбрал востребованную специальность — промышленного альпиниста. Работа для него всегда находилась.

Параллельно они с друзьями помогали бездомным, ездили в приюты для животных. Любил путешествовать. Алкоголь никогда не употреблял, не курит. Он антифашист стопроцентный. Расизм и фашизм — это, наверное, единственное, к чему он нетерпим.

Юлик очень контактный и доброжелательный человек, внимательный. Всегда интересовался, есть ли у меня какие-то проблемы, чем можно помочь. Если мне что-то было нужно из одежды, он не просто ее находил, но подбирал такую, чтобы мне понравилась. Он категорически против обуви из кожи животных — я соглашался, но говорил, что ничего такого же качества еще не придумали. Он нашел мне обувь из фибры на распродаже — убедил, что этот вариант лучше.

Мы с женой художники; я в основном занимался витражами. Был период, когда поступало очень много заказов. Но народ беднеет, и сейчас заказов почти нет. Поэтому Юлик и стал нас содержать: оплачивал коммунальные платежи, приносил продукты, купил новый холодильник. Сейчас это особенно ценишь. Недавно у меня появилась пенсия, но этого хватает только на квартплату. Еще занимаюсь с детьми, но и там символическая плата.

Когда только услышал [о других арестованных антифашистах], подумал, что что-то, наверное, за ними есть — разве что не такое страшное, как приписывали. Но когда стал больше узнавать об остальных, понял, что и Юлик, и они, в общем-то, все очень похожи. Становится жутковато, когда понимаешь, что [службы] отбирают людей неравнодушных и активных. Неужели нашей стране не нужны такие ребята?

Заочно познакомился почти со всеми родителями [других арестованных антифашистов]. Это стало сильной поддержкой, потому что до этого я долго не мог выйти из состояния полного бессилия. Остальные родственники же столкнулись с этим еще раньше, и я увидел, что они пытаются активно повлиять на ситуацию: дошли до Москальковой, например (уполномоченной по правам человека в РФ Татьяны Москальковой — прим. «Бумаги»).

Думаю, мы — взрослое поколение — могли что-то сделать, [чтобы избежать этой ситуации]. Мы были недостаточно активны лет 10–20 назад. Переживали за своих детей, как я, и не хотели рисковать. И сами поспособствовали тому, что в нашей стране молодым людям могут предъявлять какие угодно обвинения и арестовывать.

Я решил каждую неделю выходить на пикеты и участвовать в акциях. Мне очень сложно ничего не делать. К тому же многие люди ничего не знают об этом деле. Даже немножко удивился, что реакция в основном позитивная. Думал, что у всех мозги выжжены телевизором, но когда общаешься с людьми, понимаешь, что это не совсем так. Еще остались люди, которые думают сами, и они, наверное, в большой опасности: сейчас, по-моему, если не смотришь телевизор, то ты угроза для страны.